Ростов-на-Дону, 29 декабря 2018. DON24.RU. Есть новогодние праздники, о которых даже и вспомнить нечего, ибо проходят они по классической схеме «телевизор – подарки – застолье». И есть такие, о которых будешь не просто постоянно вспоминать с теплотой, но и рассказывать с большим удовольствием. Лично для меня самым теплым новогодним воспоминанием является встреча нового, 2006 года в Южной Осетии. Сегодня, находясь в Донецке, я постоянно сравниваю то, что увидел тринадцать лет назад, с тем, что вижу на этой войне.

Это в наши дни встречей Нового года в горячей точке никого не удивишь: число соотечественников на прифронтовых территориях сегодня исчисляется миллионами. Зато дюжину лет назад бóльшую экзотику, с точки зрения простого обывателя, придумать было трудно, хотя меня интересовало совсем другое: именно предновогодние дни для журналистской работы – поистине золотое время.

«Агрессорам мы неподвластны!»

Ранним декабрьским утром микроавтобус из Владикавказа прорвался в Цхинвал через горы: зимой Транскавказская автомагистраль, или сокращенно ТрансКАМ, работает только по ночам из-за того, что лавины сходят в основном днем. Насквозь промерзшая гостиница «Иристон» на центральной площади (сейчас это здание полностью перестраивается в современный отель с сохранением прежнего архитектурного облика сталинской эпохи), в которой спать приходилось в арктическом спальнике: с отоплением в Цхинвале тогда было очень плохо. Это сейчас через Кавказский хребет из России тянутся высоковольтная линия и газопровод высокого давления, бесперебойно снабжающие республику энергией. Тогда же основным тепловым прибором в квартирах цхинвальцев была «буржуйка», в учреждениях стоял неистребимый запах керосина, заливаемого в жидкостные обогреватели иранского производства. За несколько месяцев до моего приезда в городе появился газ, стоивший баснословно дорого, так как подавался через территорию Грузии.

Тогда Цхинвал являлся, наверное, единственным городом в бывшем СССР, где существовал свободный рынок электроэнергии, а потребитель мог не просто выбрать поставщика примерно так, как мы сейчас выбираем интернет-провайдера, а переключиться между ними одним нажатием кнопки. Было это не от хорошей жизни: в иные времена свет в Цхинвал подавали по часу в сутки. Но некоторые предприятия, где имелась своя электростанция, продавали излишки населению. Цены и качество у разных производителей были разные, поэтому подключались сразу к нескольким и три счетчика в прихожей никого не удивляли.

В подъезде шланги свисают с верхних этажей: напора в кране не хватает, поэтому люди ставят в подвалах насосы. Водозабор, построенный еще в советские годы, тогда находился на территории примыкавшего в то время к северным окраинам Цхинвала грузинского анклава: любое обострение ситуации – и по приказу из Тифлиса начиналась пытка цхинвальцев жаждой. И в этот приезд с водой тоже было неважно, поэтому умываться и даже мыть голову приходилось водкой, бутылка которой в фирменном магазине местного пивзавода стоила дешевле поездки на трамвае во Владикавказе…

Вряд ли будет корректным сравнивать увиденное тогда в Южной Осетии с тем, что мне приходится видеть сейчас в Донбассе: ужас каждой отдельно взятой войны неповторим. Но что бросилось мне в глаза буквально в первые минуты пребывания в Цхинвале – это если не ухоженность (сложно сказать, насколько это слово сочетается с тем жесточайшим разорением, которое постигло республику в постперестроечное время), то уж точно опрятность на улицах. И этот порядок красноречивее всего комментировал билборд с надписью «Агрессорам мы неподвластны!»

Сейчас Донбассу приходится пройти все те испытания, через которые прошла Южная Осетия: это и борьба за признание, и та же связь с внешним миром через почтовый ящик во Владикавказе, и  неурегулированность целого ряда гуманитарных вопросов, и проблемы в делах церковных. Впрочем, церковная проблематика в каждом отдельном случае имеет свою специфику: если Донбассу и Крыму суждено стать последним прибежищем канонического православия на постукраинском пространстве, то оказавшемуся в церковном вакууме народу Южной Осетии пришлось решать вопросы своего духовного окормления посредством монастырей святой горы Афон.

Дед Мороз прорывает блокаду

Самым прекрасным воспоминанием, о котором действительно люблю рассказывать, стала поездка в конвое миротворческих сил, который в последние дни уходящего 2005 года вез новогодние подарки детям осажденного Ленингорского района: попасть туда можно было только через территорию Грузии в период спада напряженности в зоне конфликта, зачастую – при помощи «голубых касок».

Ранним утром отправились в путь. Весь наш конвой состоял из одного микроавтобуса повышенной проходимости, в котором ящики с подарками сопровождали два офицера Миротворческих сил от осетинской и грузинской частей контингента, министр юстиции Южной Осетии Мераб Чигоев, и ваш покорный слуга.

Рядом с контрольно-пропускным постом в Эргнети на огромном поле – некогда большой и оживленный рынок. Впрочем, уже тогда главное торжище Закавказья доживало последние месяцы: Саакашвили приложил немало усилий, чтобы разогнать Эргнетский рынок, ибо понимал «ястреб», что Меркурий сильнее Марса.

Едем по Грузии: тогда это была совсем не та образцово-показательная витрина, которую сегодня могут лицезреть туристы. Наш автомобиль превратился машину времени: я попал лет на десять назад, в лихие девяностые, когда практически все жили натуральным хозяйством. Горькое чувство вызвал вид вырубленных тополей вдоль дороги: начались пни вместо деревьев – значит, через пять километров село. У машин на трассе гора багажа на крыше сравнима с размерами самого авто. Ни одного русскоязычного указателя, даже надписи на заправках только на грузинском и английском.

Неприметный поворот, колея в снегу, никаких границ – вот мы и приехали в селение Цинагар. Тогда здесь находился временный центр Ленингорского района: Ксанское и Лихурское ущелья, а также сам Ленингор были возвращены в состав Южной Осетии только в августе 2008 года.

Возле школы нас уже ждут представители местной администрации. Выгружаем коробки с подарками из машины, проходим в кабинет физики, который превращен по случаю новогоднего утренника в актовый зал. Раскаленная «буржуйка», наряженная елка, самодельные костюмы, маски и елочные игрушки. Посох в руках Деда Мороза (в его роли – один из старшеклассников) – обернутое фольгой древко советского флага, даже наконечник с серпом и молотом сохранился. Обстановка бедная, но, несмотря на это, здесь царит живая атмосфера праздника. Часть гостей – в форме миротворческих сил. Стихи, песни... Кто-то из малышей запнулся, и взрослые, забыв о годах и зрительском статусе, начинают ему азартно подсказывать.

В следующей школе в огромном, нетопленом актовом зале собралось, наверное, все село. Школьников и почетных гостей обеспечили местами на скамейках, всем остальным пришлось разместиться на принесенных с улицы бревнах и даже на штабелях дров, сложенных на галерке. Люди не избалованы зрелищами, они активно реагируют на происходящее на сцене, награждая удачные моменты постановки смехом и аплодисментами. Приятно было видеть, что полтора десятилетия войны не отучили этих людей радоваться.

В третьем селе машина останавливается у обычного жилого дома. Заходим внутрь – и попадаем… в класс: недавно районная администрация приобрела это здание и открыла в нем новую школу. Хозяева не скрывают гордости – несмотря на трудности, о детях здесь заботятся. Дать ребенку образование – для родителей не столько обязанность, сколько дело чести. Устроить праздник так, чтобы на всю жизнь запомнился: пусть без дорогих подарков, но зато каждый южноосетинский школьник знает, что с наступающим Новым годом его обязательно персонально поздравит кто-нибудь из руководства республики. Впрочем, для Южной Осетии это возможно: ее население – чуть более 50 тысяч человек – по численности сравнимо с количеством жителей Красного Сулина или Белой Калитвы. Масштабы ДНР несколько иные: там даже сейчас проживает 2,3 млн человек.

После официальной части приглашают за стол: нет большего позора на Кавказе, чем отпустить гостей, тем более столь высоких, голодными. Гостям, в свою очередь, приходится соблюдать умеренность: когда тебя за какие-нибудь полдня ждет три-четыре застолья, то вырыть себе ложкой могилу большого труда не составит. В Цхинвал вернулись поздно вечером, все обошлось без эксцессов: как мне потом рассказали, столь гладко обходится далеко не всегда.

А на следующее утро, в последний день уходящего 2005 года, у меня было два интервью с тогдашними лидерами республики – президентом  Эдуардом Кокойты и ныне покойным председателем Парламента РЮО Знауром Гассиевым. Общение с главой законодательной власти пришлось совместить с проводами года уходящего: лучшие годы человека, стоявшего у истоков южноосетинской государственности, были связаны с Донбассом. Он работал горным инженером на одной из макеевских шахт, и ему было приятно вспомнить молодость: станцию Ханжонково, трудовые будни в забое под километровой толщей земной тверди и речку Крынку, в которой купались после смены.

На проспект Сталина – главную улицу Цхинвала – мы вышли, когда стрелки часов показывали без пяти минут полночь. О наступлении нового, 2006 года оповестили очереди трассирующих пуль в небе над городом: импровизированный салют из пулеметов тогда был настоящей «визитной карточкой» праздника. Отмечу, что для нынешнего Донецка такая импровизация характерна разве что для самых примыкающих к линии фронта окраин: над центром расцветает вполне цивильный фейерверк.

Но вернемся в Цхинвал на проспект Сталина. Когда небо озарилось первыми очередями «трассеров», из репродукторов зазвучали раскаты величественной мелодии, пронизанной яркими образами громыхающих лавин в горах, пения шагающих в бой и молитвы под сводами старинного храма. Последний образ почему-то мне показался самым ярким, и только потом я узнал что гимн Южной Осетии действительно является молитвой.

Донецк, тринадцать лет спустя. Вместо послесловия

Это будет пятый подряд и седьмой в общей сложности Новый год, который мне придется встречать в условиях войны. По опыту могу сказать, что, если нужны свежие впечатления для репортажа, нужно ездить на войну в командировку, но никак не жить на войне, и тем более не жить войной. Дело в том, что война «приедается» очень быстро и в информационном плане превращается в очень скучное дело: то, за что хватается читатель, становится банальностью для автора, а то, о чем действительно хочется сказать, не сильно волнует живущих мирной жизнью.

Новый, 2015 год мне довелось встречать с жуткой простудой. Ее подхватил, когда ездил к другу в район Донецкого аэропорта: с ним и его товарищами мы договорились об интервью. Тогда в Донбассе было много колоритных ополченцев, причем как местных, так и прибывших по зову сердца из самых разных уголков не только России, но и всего мира. С ними было интересно пообщаться не только просто по душам, но и на камеру.

Сейчас у Донбасса вместо былого ополчения существует полноценная армия, именуемая, согласно Минским соглашениям, народной милицией. Лирическое отступление: ни сам термин «народная милиция», ни документ в котором он прописан, популярностью у жителей Донбасса не пользуются, как не могут быть популярными компромиссы, не устраивающие ни одну из сторон. Что же касается армии, то войско пятого года войны не обладает внешним блеском, но, как говорится, не дай Боже подвернуться ему под руку.

В день зимнего солцестояния на площадях городов ДНР зажглись новогодние елки. Предпраздничный Донецк внешне мало чем отличается от российских областных центров: это вам не Украина, где Деда Мороза декоммунизировали в Миколайчика, а Снегурочку вообще запретили. Единственное, в чем отличие Донецка, – это цвета государственной символики в праздничном убранстве. Впрочем, по этому поводу не привыкшие унывать горожане все чаще произносят тост следующего содержания: «Пусть герб ДНР поскорее увенчает корона, а черная полоса на флаге сменится белой!».