Ростов-на-Дону, 5 сентября 2017. DON24.RU. Незаметно, чтобы в российских СМИ широко отмечалась эта дата – 1937-й год. А тем не менее он оставил глубокий шрам на теле страны. О причинах событий и о том, что происходило в то время на Дону, автор этих строк беседует с доктором исторических наук, завлабораторией казачества ЮНЦ РАН Андреем Венковым.

– Этот год действительно отмечен не самыми счастливыми событиями для России…

– По всей стране в это время начиналась чистка высших органов власти. Вспомним, что 1936-й – это год принятия Конституции. В этот год на Дону вообще не расстреляли никого – год этакого затишья. В Новочеркасске взяли одного сторожа из НПИ, которому приписали и шпионаж, и троцкизм. Он получил четыре года, в следующем году за это же ему грозил расстрел. Судя по тому, как описывают это время пережившие его, «верхи» готовились к войне. Для этого нужно было подобрать команду, которая была бы не просто верна Сталину (а он никакого официального поста тогда не занимал. Напомню, он возглавил правительство лишь 6 мая 1941 года), но за которой пошли бы «низы». А после всех коллективизаций и раскулачивания среднее партийное звено показало, что, с одной стороны, оно мягкотелое, с другой – наломало столько дров, что народ их боялся и никогда бы за ними не пошел.

Одна бабушка (ее расспрашивали еще при советской власти) некоего деятеля прямо называла «врагом народа». На вопрос: «Ну какой же он враг народа? Он лет десять уже персональный пенсионер», – отвечала: «Вы бы видели, как он коллективизацию проводил. Конечно, враг народа!»

С такими «лидерами» войну не начнешь. Потому началась «чистка», в которой использовались такие ярлыки, как «троцкисты» и так далее. Сам Ежов говорил, что более-менее нормально работает агентура среди церковников. А троцкистов он называл «чепуховым движением» (ну кто из них остался после отъезда Троцкого?!), хотя термин вошел в обиход. И против всех, кто растерял авторитет излишними жестокостями или «забронзовел» на своих постах, начинаются процессы.

Николай Ежов.

– Разве принятая Конституция их одобряла?

– Согласно ей избирательные права получали все граждане – вне зависимости от идеологии. Все, кто раньше их не имел, – «лишенцы». Те партократы, под которыми закачались кресла, стали говорить, что регионы «засорены» враждебными элементами и предстоящее по новой Конституции тайное голосование может привести к непредсказуемым результатам.

– Эта идея пошла с Дона, то есть от нас?

– Вообще-то, из Свердловской области, где также проживали казаки. 28 июня 1937 года вышло постановление Политбюро «О вскрытой в Зап. Сибири к.-р. повстанческой организации среди высланных кулаков». И по инициативе местных партийных «бонз» появились требования провести чистку перед выборами. Им сказали: «Давайте списки». Они были двух категорий: НКВД подготовил списки «троцкистов» из местной элиты, тех, кто ненадежен, причем они оказались немногочисленными. А позже, уже летом 1937 года, местные партийные органы и НКВД подготовили списки всех тех, кто когда-либо проходил по 58-й (политической) статье и вернулся.

Ефим Евдокимов.

– Так сколько «неблагонадежных» насчитали в Ростовской области?

– 93 человека в партийной верхушке. Это был первый список. Потом еще 173. Но это по всему Азово-Черноморскому краю, куда входила Ростовская область. А тех, кто мог оказаться ненадежным при голосовании, оказалось в списках 6644 человека по первой категории (расстрел) и 6962 – по второй (высылка). В это время во главе наркомата стоял бюрократ Ежов, и ему эта цифра – 6644 – показались несерьезной. И последовало распоряжение: по первой категории (расстрел) – пять тысяч, по второй – восемь (ссылка).

Чекисты же были воспитаны Дзержинским, который четко и ясно вбил всем в головы: просто так расстреливать нельзя. Потому на Дону «вдруг» появляются «подпольные контрреволюционные организации», в том же Вешенском районе сразу пять.

И как только проходила смена власти, новая власть требовала очередных расстрелов: у нас в 1938 году сняли Евдокимова (Ефим Георгиевич – один из первых донских чекистов, первый секретарь Ростовского обкома ВКП(б), его именем названа одна из улиц Ростова-на-Дону), прислали Двинского, который сразу же потребовал расстрелять еще три с половиной тысячи человек.

– Словом, каждый хотел отметиться...

– Видимо, да. Фактически, массовые репрессии предполагали ликвидировать 0,2% населения страны. Туда же включили уголовников, и предполагалось, что после этого социум действительно будет «чистым», поскольку будут выбиты все, кто не вписывался в социалистическое общество. На деле выбили 0,4% населения. На юге удар пришелся по тем, что участвовал в Гражданской войне на стороне противника. То есть, с одной стороны, у нас самая гуманная Конституция, с другой – статья за контрреволюционную деятельность в Уголовном кодексе (58.13). То есть своим можно все, а с врагами мы расправляемся. И началась «чистка»...

– Прямо-таки с 1 августа?

– Да, с 1 августа 1937 года – и по всей стране. Был приказ НКВД № 00447, который в обиходе назывался «кулацкая операция». Удар пал на «верхи» и интеллигенцию. Это хорошо показано в романе Юрия Трифонова «Дом на набережной», где жили члены правительства, те самые, которые 20 лет назад развалили Россию. Одновременно проводились «польская», «немецкая» и «латышская» операции, но они были, конечно, не такими масштабными.

По Ростовской области тогда, в 1937 году, были расстреляны 6515 человек, в 1938-м – 5930. Планировалось к весне 1938 года эту операцию закончить, но ситуация была все равно неустойчивая.

Так называемые «тройки» решали, кого включать в списки, кого нет. А поскольку по ранним спискам брали многих секретарей обкомов, для человека, занимавшего этот пост, присутствие в «тройке» было гарантией, что его не тронут. Потому и появлялись требования «продолжать, продолжать…» из областей. Известный борец с тоталитарным режимом Никита Хрущев подал по Московской области список в 20 тысяч человек.

Печально известный Дом на набережной в Москве.

– А у нас?

– В Ростовской области был выбит практически весь партийно-хозяйственный актив. Были сменены два первых секретаря обкома ВКП (б) – Шеболдаев и уже упомянутый Евдокимов, который «вычистил» Азово-Черноморский край и Ростовскую область. Его, как и тех, кто также наломал дров (в центр посылались списки, вдвое превышающие спущенные лимиты), перевели на вышестоящие должности, а потом, в 1939-м, расстреляли.

В итоге подсчитано: не тронули тех чекистов, кто проводил «верхушечную» чистку. А тех, кто кинулся «выбивать» низы, убрали тоже, как уже сказано, народ за ними не пошел бы.

В книге «Чекисты на скамье подсудимых» сказано, что репрессиям подверглись также те из них, которые стали торговать имуществом расстрелянных.

– То есть, НКВД чистило свои ряды в том числе?

– Да. Как только все стало выходить из-под контроля, Сталин вызвал к себе Берию, который «вычистил» в Грузии только «верхушку». Была устроена операция против Ежова.

– Бог с ним, с Ежовым. Вернемся к событиям на Дону.

– Вернемся: в марте 1937 года присланный на Дон Евдокимов докладывает наверх после проверки ситуации в Ростове, что в органах власти нет ни одного выбранного лица, все кооптировали друг друга, то есть, поглумились над достижениями революции. И присовокупляет такой факт: в Новочеркасске жена революционера Подтелкова работает дворником и метет улицу имени своего мужа, а дочь Подтелкова умерла от туберкулеза!

– Метаморфозы случались еще те!

– Чтобы сохранить тогда семьи, люди шли на многое: у моей бабки было пятеро детей, и, чтобы они не пошли по миру, она отреклась от арестованного мужа – на словах, конечно. Когда он вернулся, они сошлись и жили вместе далее. А вообще, из моих родственников мужского пола никто не умер в своей постели. Вот таким страшным был ХХ век, и особенно на Дону. Только в Гражданскую мы потеряли населения около 10 миллионов: сосед шел на соседа. А в 1937-м народное сознание было таково: перестреляли и пересажали «врагов народа», которые над народом издевались, то есть плохих начальников, и слава Богу! В сознании интеллигенции отпечаталось другое…

Вообще-то, для сравнения: за годы правления Л.И. Брежнева посадили 36 миллионов, из них повторно 10 миллионов. Сажали примерно по два миллиона в год. И мы жили в это время. Но разве осталось у нас впечатление, что были массовые репрессии?

– И как все эти чистки сказались на подготовке к войне?

– Да плохо сказались: за 1941 год около 3,5 миллиона пленных. Западные украинцы, западные белорусы попросту бросили оружие. Их всю зиму 1941-го немцы домой отпускали. В Белоруссии партизанское движение началось лишь весной 1942-го, когда они поняли, что такое фашисты.

– А казачество?

– С немцами в 1943-м ушло удивительно мало людей, если учесть, что на Дону творилось в 1919–1020-х годах. Многие воевавшие против Советской власти в Гражданскую войну остались, ушли те, кто служил у немцев. А самих казаков-эмигрантов, которые ушли за границу в 1920 году, в Россию Гитлер воевать не очень-то и пускал – боялся, и они воевали в основном в Югославии.

– Но почему и после войны шли репрессии? Кому помешала Ахматова вместе с Зощенко и журналом «Ленинград»?

– Трудно сказать, почему. Наверное, проявляла себя дряхлость власти, которой требовалось уже безоговорочное подчинение. А писатели, судя по всему, не очень низко кланялись.