Как староста Якуба спасал мирных жителей во время немецко-фашистской оккупации
Нам пришло письмо от Михаила Викторовича Величко, который прочёл на нашем сайте salsknews.ru публикацию в рамках проекта «Моё, родное…». Сам он сейчас живёт в Ленинградской области. С 2010-го по 2019 год преподавал социологию и связанные с нею дисциплины в Санкт-Петербургском государственном агроуниверситете. Сейчас занимается общественной деятельностью. В Сальске в последний раз был проездом в 2018 году. Говорит, на месте дома его бабушки сейчас находится магазин (напротив рынка, по улице Кирова). Михаил Викторович пишет, что его отец, Виктор Степанович Величко, 1908 г. р., лично был знаком со знаковой фигурой нашего города, Георгиевским кавалером, старостой во время оккупации города немцами Иваном Петровичем Якубой и поддерживал с ним дружеские отношения до последних лет его жизни. В одну из своих поездок в наш город Виктор Степанович записал рассказ легендарного старосты, как это было...
СТАРЫЕ СЧЁТЫ
«Осенью 1945 года проездом к новому месту службы я навестил в селе Воронцово-Николаевском Ростовской области свою мать, - вспоминал Виктор Степанович. - У неё прочел небольшую брошюру местного издания «Не забудем - не простим!». Её автор - Константин Гусев, сотрудник армейской многотиражки, а редактор - Филипп Кривов, бывший секретарь Воронцово-Николаевского райкома партии (его я знал как работника Воронцово-Николаевского райкома комсомола в середине двадцатых годов).
Брошюру написали и издали в первые дни после изгнания нашими войсками фашистских оккупантов из города Сальска и села Воронцово-Николаевского в начале 1943 года. Её первая глава так и названа: «Не забудем - не простим!». В ней повествуется о зверствах немцев в этих населенных пунктах. Вторая глава названа «Староста». В ней рассказано о деятельности «немецкого старосты» в селе Воронцово-Николаевском Ивана Петровича Якубы. Писали: «У него были старые счёты с немцами. Потеряв в войну 1914 года один глаз, он навсегда затаил жгучую ненависть к врагу. Полный кавалер 4-х степеней Георгиевского креста, он глубоко хранил это чувство, помнил лихие штыковые атаки, в которых он заколол немало немцев, ночные шорохи разведки и славу полного Георгиевского кавалера, взявшего с одной ротой в плен 9 тысяч прусаков вместе с командиром полка, знаменем и полковой кассой...»
ЧТО ТОЛКНУЛО?
Ивана Петровича Якубу я знал с детства по той причине, что наша семья с 1911-го по 1922 год жила на квартире в усадьбе, принадлежавшей его отцу Петру Ивановичу Якубе, до революции бывшему волостным старшиной (старостой) Воронцово-Николаевской волости. Отец с сыновьями не раз бывали у нас. Их большая семья жила на западной окраине села, у гребли через реку Средний Егорлык, на правом берегу. Якубы занимались хлебопашеством, при усадьбе имелся небольшой кирпичный завод. Хозяйство было богатое, «кулацкое». После непродолжительного периода Советской власти, с конца 1917 года, Пётр Иванович был волостным старшиной, как и при белых, начиная с лета 1918-го по февраль 1920-го.
В начале Первой мировой войны его сына Ивана призвали в царскую армию. Воевал он на Западном фронте. Отличился в боях. Летом 1916 года возвратился домой без правого глаза, награжденный четырьмя Георгиевскими крестами. Полный Георгиевский кавалер, единственный в нашем большом селе за всю Первую мировую войну! Носил тёмные очки, ходил в мундире младшего унтер-офицера и с наградами.
В конце двадцатых годов бывший волостной старшина хозяйство разделил между сыновьями поровну. Из одного кулацкого хозяйства получилось пять слабых середняцких. Во время коллективизации в 1930 году все вступили в колхоз. Ивана Петровича Якубу избрали членом правления и заместителем председателя колхоза. На этом посту и застала его война с фашистской Германией в 1941 году.
Ещё в 45-м, после прочтения брошюры «Не забудем - не простим!», у меня появилось чувство глубокого уважения к этому человеку, восхищения и преклонения перед его мужеством и дерзкой отвагой! Я заинтересовался личностью и делами старосты. Хотелось поговорить с ним и выяснить главное: что толкнуло его добровольно пойти на службу к фашистским оккупантам, но при этом продолжать служить своему народу, своей Родине?
РАЗГОВОР СО СТАРОСТОЙ
Лишь через 20 лет, в мае 1965 года, мне удалось с ним поговорить. Он жил в доме, где наша семья прожила с 1911-го по 1922 год. Разговор состоялся. Иван Петрович рассказал всё как было.
Когда в 1942 году, летом, обстановка на Южном участке советско-германского фронта сложилась не в нашу пользу и стало ясно, что город Сальск оккупируют фашисты, партийные, советские органы и руководство колхозов стали готовиться к эвакуации в восточные районы страны. Тогда Якуба и обратился к председателю Воронцово-Николаевского сельсовета и высказал ему свое намерение не эвакуироваться, а остаться в селе и стать в нём немецким старостой. Мотивировал он это тем, что немцы здесь долго не продержатся: наши их погонят. Значительная часть колхозного имущества останется на месте, и его могут начать растаскивать по дворам наши граждане, поэтому кому-то надо присмотреть за тем, кто и что утащит, чтобы после изгнания оккупантов его можно было собрать. Такое решение одобрили колхозники, его друзья Кобзарь, Усатый, Шпак.
Немцев Якуба знал хорошо и не сомневался в том, что ему, сыну бывшего волостного старшины царской России, поверят.
Председатель сельсовета выслушал и предложил эвакуироваться вместе со всем руководством колхоза, поскольку фашисты, если он останется дома, его повесят как колхозного активиста.
Вместе со всеми членами правления колхоза Якуба выехал на восток, но, отъехав километров на 20 от села, возвратился. А здесь уже были немцы...
Город Сальск и село Воронцово-Николаевское были разделены улицей, протянувшейся между ними с востока на запад. Для оккупантов это был обозначенный на военно-топографических картах один населенный пункт - город Сальск, поэтому в нём они создали одну гражданскую городскую власть.
Бургомистра оккупанты подобрали из местных жителей. Им стал гражданин Потатука - человек, известный в городе с начала 20-х годов как артист-любовник купеческого театра, потом техник-строитель горисполкома, беспартийный. Откуда и почему он в конце Гражданской войны переселился в Сальск, кто его рекомендовал германским властям в бургомистры - неизвестно. Обе дочери бургомистра, молодые, красивые женщины, работали переводчицами в немецкой комендатуре.
Городскую биржу труда возглавил сын умершего накануне Первой мировой войны жандарма железнодорожной станции Торговая, бывший комсомолец ячейки РКСМ школы II ступени имени Карла Маркса, член партии, преподаватель железнодорожной средней школы Евгений Рысаков.
В редакции местной фашистской газеты для населения активно и вдохновенно стал работать сын бывшего управляющего хлебными ссыпками хлеботорговца Парамонова в поселке при станции Торговая, бывший комсомолец той же ячейки РКСМ Валентин Ланговой.
В городскую полицию пошли служить те, кто ненавидел советскую власть уже тогда, когда шла Гражданская война, - в основном, сыновья бывших сельских богатеев и нэпманов. Но среди полицаев были и сыновья некоторых потомственных рабочих города. Все эти люди добровольно и активно стали служить новой власти.
СВОЙ СРЕДИ ЧУЖИХ
Через несколько дней после возвращения из «эвакуации» Иван Петрович с товарищами Кобзарем и Шпаком обратились к оккупационным властям города с заявлением о том, что до их прихода село Воронцово-Николаевское имело свой сельский совет, а теперь нет никакой власти. Просили по «поручению» граждан назначить в село старосту.
Оккупанты приветствовали такую инициативу самих жителей села и приказали собрать сход граждан. На том собрании в их присутствии Ивана Петровича Якубу избрали старостой села Воронцово-Николаевского. Староста подобрал себе аппарат, разместился с ним в здании бывшего сельсовета и приступил к исполнению обязанностей...
И.П. Якуба, идя на такое дело, не ошибся в том, что ему поверят не только немцы, но и односельчане: его отец безупречно служил царю, сам он отважно сражался «за веру, царя и Отечество» в Первую мировую войну, а советской власти якобы служил потому, что другого выхода не было: надо было приспосабливаться, чтобы выжить. Теперь германская армия избавила от неё, и «новой власти» он послужит «верой и правдой»!
Уже в первые дни своей деятельности староста понял, что на этом посту ему придётся не столько смотреть, куда граждане «потянут» колхозное имущество, сколько послужить советским людям, Родине в условиях фашистской оккупации. Он отдавал себе отчёт в том, что, если «не угодишь» немцам, поплатишься головой, а угождая фашистам, у односельчан заработаешь славу немецкого холуя, предателя Родины, презрение и ненависть.
Иван Петрович рассказывал: «Наши здоровые люди с оружием в руках на фронтах Отечественной войны били фашистов. А меня, инвалида, в действующую армию не взяли, поэтому решил помогать своим в немецком тылу. Для этого надо было стать «своим» для немцев - старостой. Писатель К. Гусев зря написал о том, что мною руководило желание «свести старые счеты с немцами за потерянный глаз». Без этого глаза я благополучно прожил с 1916-го по 1942 год, мог жить и дальше: здоровье имелось. Надо быть дураком, чтобы ради мести за него одевать на шею самому себе петлю и каждый день ждать, когда тебя вздернут на виселицу!» - этими словами бывший староста закончил свой ответ на мой первый вопрос.
«ЗАЛЬЮ ВОДКОЙ!»
На второй вопрос - об организации побега 42-х заключенных из концлагерей городов Сталино и Таганрога - он ответил: «Таким делом я не занимался!» - и рассказал, как оно произошло.
Оккупационные власти города непосредственную связь со старостой села действительно держали через переводчика немца Генриха Курта, гуляку и пьяницу, готового за водку, как говорится, продать душу черту.
Однажды Курт явился с распоряжением старосте подобрать 15 трактористов. Иван Петрович ответил, что в селе трактористов нет: одни воюют на фронтах, другие попали в плен и содержатся в концлагерях. Вспомнил о тех, за кого просили родственники, и сказал: «Наши трактористы есть в лагерях военнопленных в Таганроге и Сталино, их там 42 человека. Если из лагерей выпустят, то будут трактористы». «Шнапс ист?» - спросил Курт. «Залью водкой!» - ответил Якуба.
Были выписаны 42 пропуска с характеристиками и отзывами. Бумаги от оккупационных властей города с просьбой освободить трактористов доставил старосте Курт.
Колхозники Блажко и Лопатин с этими документами забрали военнопленных, доставили их в село Воронцово-Николаевское в распоряжение старосты. Он отпустил их по домам, обязав стать на учёт по месту жительства. Властям доложил о том, что 42 тракториста прибыли. Больше о них немцы не спрашивали - по-видимому, отпала необходимость. Никакого побега как такового не было.
Переводчика Курта напоили так, как ему хотелось, а освобожденные прожили дома до изгнания оккупантов из тех мест.
БЛАГОДАРИЛИ ЗА СПАСЕНИЕ
Бургомистр Потатука и староста Якуба обязаны были выполнять все требования германских оккупационных властей и выполняли, но… по-разному. Население города, в связи с необходимостью жить под властью оккупантов, шло по месту жительства либо к бургомистру, либо к старосте.
Уже в первые дни пребывания в этой должности Ивана Петровича оккупационные власти объявили о явке в гестапо для регистрации евреев, военнослужащих Советской Армии и членов их семей, коммунистов и комсомольцев, активистов общественных организаций. Предупредили об ответственности за неявку и укрывательство.
По словам И.П. Якубы, первым к нему пришёл врач городской больницы Стаценко. Его жена - зубной врач, еврейка Дубинская. Оба - люди не молодые. Он спросил старосту: «Иван Петрович, как мне быть с женой?» «Она твоя жена. Сам решай, как быть. Тебя все здесь знают, знают и её: люди помогут!» - ответил он. Стаценко ушёл… в гестапо и заявил. Когда возвратился домой, Дубинской уже не было: увезли гестаповцы...
В те же дни к нему в сельсовет пришла девушка-еврейка, эвакуированная из Днепропетровска. В Сальске она заболела и отстала от своих, уходивших на восток. К старосте явилась с таким же вопросом, как врач Стаценко. «Иди, дивчина, за речку, в колхоз имени Артюхиной. Найди председателя, скажи ему, что я прислал: будешь колхозницей до прихода наших войск», - посоветовал Иван Петрович.
Она жила и работала в колхозе до изгнания оккупантов из Сальска. После освобождения города нашими войсками она встретилась со старостой на улице, упала на колени и благодарила за спасение.
«Я не понял, что происходит, почему она так делает. Уже забыл о ней. Она напомнила, когда поднял и поставил на ноги», - пояснил Иван Петрович.
К нему шли многие жители села и доносили о том, что у них или у соседей живут семьи отступивших на восток наших офицеров. В таких случаях он заявителям говорил: «Сегодня приеду сам и разберусь!» Приезжал, предлагал такой семье немедленно покинуть квартиру и при этом говорил, к кому, в какой район села необходимо переселиться, сказав там: «Меня к вам прислал староста Якуба!», а старым хозяевам не говорить, куда уехали...
«ЗАСТРЕЛЮ ГАДИНУ!»
Однажды к нему явился полицай Николай Красночубов (бывший художник в стенгазете «На пути», которую выпускали комсомольцы села в 1920-е годы). Вместе они поехали на линейке, запряженной парой лошадей, в полицию. По дороге встретили бывшего секретаря сельсовета, члена партии Диденко. Красночубов схватил вожжи и закричал: «Якуба! Останови лошадей: вон идёт Диденко, я сейчас застрелю эту гадину!» Иван Петрович вырвал вожжи, погнал лошадей, проговорив: «Без меня стреляй всех подряд, кого встретишь, а со мною делать этого не дам: ты подорвешь доверие ко мне односельчан!»
В тот день он посетил Диденко, выругал его и приказал ему скрыться: «Тебя здесь знает каждая собака, а Красночубов сегодня увидел тебя и хотел застрелить!»
Однажды на восточной окраине села сделал вынужденную посадку наш подбитый самолёт. Лётчик покинул машину и в ближайшем доме попросил хозяев спрятать его. Спрятали, а утром хозяин дома пришёл и доложил старосте, что прячет у себя лётчика.
Якуба хозяина дома знал и на его вопрос: «Что с ним делать дальше?», ответил: «Переодень его в свою одежду, я дам справку, кто он и куда направляется. Пускай скорее уходит из села». Фамилию лётчика хозяин не знал. Придумали фамилию сами.
«ДЕЛАЛИ ЧТО МОГЛИ…»
Рассказывая об этом случае, Иван Петрович высказывал своё сожаление о том, что не записывал фамилии и адреса тех, кого приходилось выручать, как того лётчика: «Теперь бы разыскал некоторых, поговорить бы с ними было интересно!»
Секретарем у старосты работал Василий Глазко, сын крупного торговца в поселке Торговом до революции, а после неё - нэпмана. Учиться он начинал в Воронцово-Николаевской гимназии, а окончил учебу в школе II ступени имени Карла Маркса.
В Торговом Глазко имели самый большой кирпичный дом. В 1920 году этот дом был национализирован советской властью. Глазко купил себе дом поменьше, в нём и жила вся семья до прихода немцев. Секретарю старосты пришла в голову мысль при новой власти возвратить себе национализированный отцовский дом. Он поделился об этом со старостой.
«Я ему сказал, - говорил мне Иван Петрович, - ты что, с ума сошел? Немцы на нашей земле долго не удержатся: придет время - их наши погонят. Тебя спросит советская власть, как ты стал опять хозяином этого дома? Подумай, что скажешь?» Василий Глазко подумал и отказался от своего желания.
После того как армия Манштейна потерпела поражение под Сталинградом и начала отступать, в один из дней, рано утром, к нему в сельсовет пришли три молодых парня, одетых в полушубки, и сказали: «Староста, нам надо проехать с тобою от гребли вдоль аэродрома и посмотреть, что там делается». «Я посмотрел на них, - рассказывал Иван Петрович, - и сказал себе: «Да это же наши разведчики. Ай да молодцы!» Спрашивать их ни о чём не стал, а сказал: «Раз вам надо - поехали, посмотрите!»
На линейке, запряженной парой лучших лошадей, сам - за кучера, поехал с ними по Низовой улице на западную окраину села к гребле, а от неё по дороге вдоль аэродрома к элеватору. У лесополосы перед элеватором они поблагодарили старосту, сошли и скрылись в лесополосе. Якуба возвратился в сельсовет.
В тот же день Шпак и Кобзарь сказали ему, что вчера вечером они встретили этих парней, узнали, что им требуется, и предложили вариант выполнения задания. Сегодня утром привели их в сельсовет к нему, а сами удалились: знали, что он не откажет.
А через два дня, рано утром, аэродром фашистов в Сальске уже бомбила наша авиация. Уничтожили на стоянках свыше 90 самолетов.
В середине лета 1942 года оккупанты приказали собрать крупный рогатый скот в селе Воронцово-Николаевском и перегнать его в Ростов-на-Дону для отправки в Германию. Староста приказание выполнил: скот собрал, назначил колхозников перегонять его в Ростов и там сдать. Доложил оккупантам. А сопровождающим дал указание скот в Ростов не гнать - пасти его в степи, перегоняя с места на место, от хутора к хутору вокруг села Воронцово-Николаевского. Сопровождающих снабдил периодически обновляемыми соответствующими документами. На зимовку скот оставили на хуторах. Так сберегли скот до прихода наших...
На мой вопрос, как он, полный Георгиевский кавалер, человек безусловно отважный и мужественный, чувствовал себя в такой должности, товарищ Якуба ответил: «Тогда я был отчаянный. В открытом бою с врагами было легче, а быть старостой у немцев шесть месяцев, показывать своё якобы усердие в службе им было тяжело. Я каждый день и ночь ждал, что сейчас появятся гестаповцы, заберут и повесят. Ведь среди наших людей были и такие сволочи, что тянулись к фашистам, служили им верой и правдой. Ко мне каждый день шли люди: одни за помощью, другие - с доносами. Среди тех и других могли быть посланные гестапо сволочи. Если бы немцы продержались в Сальске больше - меня разоблачили бы и повесили. Один раз чуть не погорел, но на первый раз поверили тому, что я допустил ошибку, и ограничились поркой. Вообще жаль, что в Сальске отсутствовало хорошо организованное подполье, можно было бы делать большие дела. Об эвакуации позаботились вовремя, а об организации подполья не подумали. Я действовал один со своими колхозниками-дружками. Делали что могли...»
НЕ ЗАБУДЕМ, НЕ ПРОСТИМ…
В день поспешного отступления оккупантов из Сальска к его дому подъехала машина с отступавшими немцами. Офицер приказал ему следовать за ними. Иван Петрович сел в запряженную лошадьми линейку и поехал в эвакуацию, теперь уже с немцами.
На перекрестке с улицы Кузнечной немцы повернули направо и быстро погнали машину по дороге в Ростов, а он доехал до перекрестка, повернул налево и погнал лошадей по той же дороге на восток, навстречу наступавшим советским войскам...
В день освобождения города от фашистов староста села Воронцово-Николаевского явился к командованию наступавших частей и представился. Его посадили в камеру в бывшем здании гестапо на улице Ленина. Он там сидел три дня.
Затем офицеры разведывательного отдела штаба наступавшей на Сальском направлении армии нашли его там и благодарили за всё сделанное, после чего отпустили домой.
Вслед за войсками в Сальск возвратились из эвакуации председатель райисполкома Шестёрка, ответственные работники райисполкома, райкома партии и другие. Создали комиссию по расследованию зверств оккупантов и их приспешников в городе.
На основании материалов расследования Константин Гусев и написал большую статью и в её разделе «Не забудем, не простим!» рассказал о зверствах фашистов в Сальске, а во втором разделе, «Староста», - о деятельности Ивана Петровича. Статью напечатали отдельной брошюрой и распространили среди населения. Люди узнали из неё всё страшное, что совершили оккупанты и их приспешники в Сальске и во всём районе. Раздел «Староста» реабилитировал Ивана Петровича Якубу перед односельчанами и жителями города.
…Имен всех тех, кто в тяжелую годину делом показал, что и один в поле воин, - много. И мы должны быть им всем благодарны. И правда - не забудем, не простим…
Светлана Омельянович, 8(86372) 7-10-22, omelpress@bk.ru
salsknews.ru
