Не меньшая провокация, чем «Преступление и наказание»: психологи Ростова прокомментировали «Джокера»
Ростов-на-Дону, 26 ноября 2019. DON24.RU. Вышедшая 3 октября голливудская картина «Джокер» – одна из немногих кинолент, которую ростовские кинотеатры прокатывают больше месяца, при средней продолжительности кинопроката в 10–14 дней. Фильм всколыхнул умы общественности, заставив людей спорить о том, что именно повлияло на главного героя и превратило Артура Флека, комика-неудачника с расстройством психики, в Джокера, безжалостного убийцу и бунтаря.
Несмотря на популярность картины, она понравилась не всем. Например, министр культуры РФ Владимир Мединский заявил, что выделять деньги на съемки чего-то подобного он бы не стал, и впоследствии сравнил главного героя фильма с доцентом СПбГУ, историком Олегом Соколовым, который убил и расчленил свою аспирантку.
«Так и хочется сказать: если вам нравится Джокер, почему вам не нравится Олег Соколов?» – спросил глава федерального Минкульта у журналиста, задавшего ему вопрос по поводу дела об убийстве.
Некоторые критики посчитали, что картина демонстрирует излишнюю жестокость, а также может спровоцировать людей на агрессию и общественно опасные действия. Корреспондент ИА «ДОН 24» поинтересовалась у ростовских психологов: так ли страшен «Джокер», как представляют себе некоторые.
«Все мои мысли – негативные»
Фото: кадр из фильма
Психотерапевт Европейского реестра Екатерина Трофимова видит в Артуре Флеке человека с так называемой травмой брошенности. По ее мнению, фильм демонстрирует то, что происходит с психикой человека, если он чувствует себя отвергнутым и ненужным.
«Темы, связанные с домашним насилием и его последствиями, актуальны как никогда в нашем обществе. При этом это табуированная тема в социуме. Поэтому такой резонанс! «Страшно, что фильм о психе», «это фильм ужасов» – такие комментарии я слышу от обычных людей, посмотревших фильм. Более того, каждый из нас «накопил» обид или обидел, и всем страшно встретиться с такой реакцией в себе или в других по отношению к себе. Не хочется этого видеть, знать, осознавать. При взгляде глазами психолога чувства и эмоции (но не поступки) Джокера вполне понятны. Именно это происходит с теми, кто пережил насилие в семье или отвержение. Именно поэтому так страшно сейчас тем, кто знает, что бить детей нельзя, но!.. А сколько таких людей, как вы думаете?! Статистики нет, но я почти не встречала человека, который бы хоть раз «по делу» не поднял руку на ребенка. Сколько разрушенных семей, разоренных гнезд, оставленных детей? Слова психологов кажутся пустым звуком. Люди приходят, платят за свои консультации и... не выполняют предписаний», – рассказывает Екатерина.
Она отмечает, что реакция, показанная в фильме, в реальности при схожих обстоятельствах встречается не всегда. Но, какими бы ни были сами действия, внутри человека всегда агрессия и боль, которые зачастую хоронятся где-то глубоко внутри. И пока они не выходят наружу, окружающие такого человека всерьез не воспринимают.
В похожую ситуацию угодил и главный герой фильма. Все вокруг потешаются над ним из-за его наивности и непохожести на других, а в него и его амбиции никто не верит. В первую очередь, это касается его матери, вместе с которой он живет и к которой привязан. Даже до того как в руки Артура попала информация о том, что он якобы приемный ребенок, а его мама позволяла своему сожителю издеваться над ним, отношения между ними сложно было назвать идеальными. Пенни не слышала собственного сына, не уделяла внимания тому, что происходит в его жизни, и была уверена в том, что без помощи богатого и могущественного покровителя он ничего не добьется.
Фото: кадр из фильма
«Почему-то всем кажется, что это понарошку. Что сейчас все пройдет само собой и изменится. «И ничего страшного, что снова я совершила ошибку в воспитании и нарушила данные обещания». Только жестокие убийства способны привлечь внимание общественности. Например, ситуация с «доцентом» (Олегом Соколовым) показывает, что проблема с защитой от домашнего насилия не решена, что нет ограничений в уставах вузов, которые бы регламентировали взаимоотношения преподавателя и студента (в отличие от других стран), что злоупотребление властью и силой рано или поздно приведет к насилию. Известное имя убийцы привлекло внимание общества и в то же время показало, что никто не обращал внимания на те «звоночки», которые делали жертвы этого или другого убийцы. На мой взгляд, лучше расшевелить равнодушное спящее общество фильмом, чем позволить гнойнику вскрыться в реальных преступлениях», – считает Екатерина Трофимова.
«Это я или весь мир сходит с ума?»
Фото: кадр из фильма
Специалист по психологии личности Никита Розман отмечает, что у главного героя «Джокера» налицо признаки подавленной агрессии. По его мнению, злобное альтер-эго Артура в клоунском гриме – это результат того, что в нем, говоря простыми словами, смешались сдерживаемый внутренний гнев, нереализованные амбиции и вбитая матерью в голову установка о том, что ее сын никогда не должен плакать.
«Сначала этот набор симптомов проявлялся как своеобразный нервный тик, из-за которого Артур мог засмеяться в любой стрессовой ситуации. Но в конце концов сработал во всех смыслах «триггер» (анг. – курок): протагонист, защищаясь, случайно выстрелил в человека. И, поняв, что он может дать отпор тем, кто вызывает у него гнев и стресс, кто не признает в нем человека и делает ему больно, он в дальнейшем из раза в раз прибегает к тому способу, который показался ему самым эффективным, – убивает своих обидчиков», – резюмирует Никита Розман.
Психолог призывает не оправдывать Артура – убийство есть убийство, и оно, на его взгляд, не заслуживает оправдания. Другой разговор, что даже медицинская система Готэма настолько прогнила, что человека, который не может держать себя в руках без сильнодействующих препаратов, спокойно выпускают на улицу, да еще и сокращают ему ежедневную дозу.
«Артур – это продукт до основания испорченной системы. В которой люди уподобляются животным, сосредоточившись не на жизни, а на выживании и устранении того, кто слабее. В которой всем друг на друга плевать. Даже врачам – казалось бы, представителям профессии, в которой равнодушие просто недопустимо, – нет никакого дела как до своих пациентов, так и до людей, которых они подвергают опасности, отпуская пациентов, подобных Артуру, в мир, – отмечает специалист. – В мире, где люди относятся друг к другу с пониманием, заботой и неравнодушием, Артур не представлял бы опасности и жил бы счастливо, даже при том наборе симптомов, который мы наблюдаем в начале фильма. Хотя стоит отметить, что в такой ситуации подобных расстройств у него, вероятно, и не было бы».
«Надень улыбку»
Фото: кадр из фильма
Семейный психолог Виктория Рогова видит в фильме ясно показанную проблему отцов и детей, представленную, может, не в самом привычном для кого-то виде. Проблемы Артура, на ее взгляд, уходят корнями в воспитание – его мать Пенни Флек на самом деле настоящий тиран. И взглянуть на ее тиранию можно с двух разных точек зрения.
«Например, мы можем предположить, что больничные документы, из которых Артур узнал о своем детстве, являются подделкой и наш герой – действительно сын своей матери и ее бывшего босса. В таком случае, она, как и многие матери в реальной жизни, принимает на себя роль наседки и подавляет самость сына чрезмерной опекой. При этом благом для Артура она считает то, что сама таковым видит, а не то, что он хотел бы на самом деле получить. Ей, по большому счету, все равно, чем он занимается, где работает и чего хочет. В фильме фигурирует письмо, которое она написала якобы отцу Артура. В нем Пенни отмечает, что «очень хорошо воспитала своего мальчика». Принимая во внимание этот факт и ее поведение, мы можем сделать вывод, что ей нет до него дела. Ей есть дело только до себя. Она пытается самоутвердиться как хорошая мать. Но я подчеркну: хорошая мать исключительно по ее собственным меркам. Она считает, что она хорошая мать, если ее сын не плачет и постоянно смеется. Поэтому она все время купирует все его негативные эмоции, требуя от него постоянной радости. Его больной, неадекватный смех воспринимается ею как признак счастья и хорошего настроения. Она столько раз за весь фильм повторяет слова: «Он был счастливым мальчиком, он никогда не плакал»! То есть она сама убеждает себя в том, что если он смеется, значит, он счастлив. И никак иначе. А если он счастлив, то она хорошая мать. И ради того, чтобы лишний раз убедить себя в этом, она и ломает собственного ребенка. Только сам Артур в конце концов признается, что ни дня в своей жизни он не был счастлив», – замечает Виктория.
В то же время она считает, что документы могли быть и настоящими. И в таком случае ситуация выглядит несколько иначе.
«Если же документы настоящие и Артур – действительно приемный сын Пенни, над которым в детстве издевался отчим, то поведение матери выглядит так, будто она испытывает чувство вины и пытается от этого чувства избавиться. Это не столько желание матери дать своему ребенку что-то хорошее, сколько стремление убедить себя саму, что она предпринимает попытки реабилитироваться перед ним. Извиниться за то, чего он натерпелся в детстве, хоть он об этом и не помнит. Она пытается простить саму себя», – заключает психолог.
В обоих случаях, по мнению Виктории, Артур Флек – это дитя, задушенное опекой, но лишенное любви, уважения и сочувствия. Это его и сломало.
«Я думал, что моя жизнь – трагедия. Но теперь я понял, что это комедия»
Фото: кадр из фильма
Все опрошенные психологи сходятся во мнении, что у нормальных людей «Джокер» не должен вызывать желания пойти по его стопам, хоть ему и не откажешь в харизме. Он должен побуждать людей заботиться друг о друге.
«Фильм будто говорит, что мы должны сопереживать Артуру и бояться Джокера. В этом суть. Если бы люди не были такими эгоистичными и жестокими, Джокер никогда не появился бы на свет», – считает Никита Розман.
Екатерина Трофимова отмечает, что в интересах общества – создать для всех людей позитивные условия. Даже для тех, кто изначально в более слабой позиции, чем большинство: бездомные, психически нездоровые, инвалиды, дети-отказники.
«Нам некуда бежать с этой планеты, и только любовь и забота о ближних способны изменить этот мир», – подчеркивает Екатерина.
Виктория Рогова же видит в картине также призыв говорить друг с другом, не оставаться равнодушными. Особенно в тех вопросах, которые касаются взаимоотношений детей и родителей:
«Между нами зачастую огромная пропасть. Где еще в нашем жестоком мире мы можем найти тепло и поддержку, если не в отчем доме? Чтобы так и оставалось, между родителями и детьми должны выстраиваться здоровые и доверительные отношения, в которых никто не боится быть униженным, осмеянным или даже в чем-то обвиненным. Но, понятное дело, поводов к этому тоже нужно стараться не давать».
Говоря о том, какой этот фильм может производить эффект, Екатерина Трофимова также замечает, что не стала бы показывать его подросткам. Но, поскольку его легко можно посмотреть в интернете, с ними такие картины нужно обсуждать.
«Хорошо было бы вместе с ними обсудить его в семье или в школе с психологом. Опять-таки, подтолкнуть к насилию может все что угодно, если человек готов и ждет знака или если прогрессирует психическое заболевание. Чем, например, менее провокативно «Преступление и наказание», которое проходят в школе, или «Анна Каренина»? Психически здорового человека фильм настраивает на любовь и поддержку слабых и неимущих, на заботу о больных и брошенных. Ведь даже самое верное на свете существо — собака, будучи доведенной до отчаяния зверским отношением, способна напасть и причинить вред».
Человеческое любопытство вкупе с громкой наградой (фильм был удостоен «Золотого льва» на Венецианском кинофестивале еще до того, как вышел в большой прокат) и положительными отзывами критиков принесло создателям картины большой успех – при бюджете в $55 млн «Джокер» собрал в кинотеатрах более $1 млрд. Он стал первым фильмом с рейтингом R, показавшим такой результат. В подобной ситуации ничего удивительного нет в том, что режиссер Тодд Филлипс задумался о съемках продолжения. Остается наблюдать, что произойдет с Джокером дальше.
В шаге от смерти: как в Ростове ухаживают за тяжелобольными детьми
Ростовская область, 9 апреля 2025. DON24.RU. В Ростовской области более 390 детей находятся на грани жизни и смерти. Для оказания им помощи пять лет назад на базе Областной детской клинической больницы Ростовской области открылось отделение паллиативной медицинской помощи детям с функциями выездной патронажной службы. Аналогичных условий для оказания медпомощи неизлечимо больным детям на Дону нет. Редакция ИА «ДОН 24» побеседовала с медперсоналом отделения и родителями маленьких пациентов.
Паллиативный статус и функции стационара
Паллиативный статус – это состояние человека, у которого диагностировано хроническое неизлечимое заболевание и при этом исчерпаны возможности лечения. Лечение больше не может быть нацелено на выздоровление пациента. В 90% данный статус получают дети, имеющие поражения ЦНС в той или иной форме: генетический, врожденный, посттравматический паллиатив и др. На втором месте по числу случаев получения паллиатива находится онкология, на третьем – генетика, все остальные причины относят к категории «прочие». Туда входят травмы, инсульты и др.
В донском регионе на сегодняшний день 397 детей нуждаются в паллиативной помощи, всех их наблюдают ростовские врачи. Само отделение рассчитано на пребывание 20 пациентов. В нем имеются отдельные палаты для мамы и ребенка, общие палаты, а также реанимационные палаты. Последние предусмотрены для детей, нуждающихся в респираторной поддержке, ИВЛ, кислороде или находящихся на энтеральном питании, а также для послеоперационных детей.
«Функция стационара – это коррекция противосудорожной терапии, наложение гастростом, трахеостом (трубок) либо перевод из онкоинститута или иных онкологических учреждений федерального уровня», – рассказывает заведующая отделением Виктория Кешишян.
По ее словам, в стационар также могут попасть дети, которые уже наблюдаются у врачей, но для которых порой возникает необходимость нахождения в стационаре.
«Это происходит по согласованию с участковой службой – медицинской организацией, наблюдающей за маленьким пациентом по месту жительства. Далее согласовываем даты и стараемся принять его. Все зависит от причины, по которой ребенку необходимо лечь в стационар», – уточняет врач.
У каждого родителя имеется возможность в течение года положить ребенка в больницу на 21 день ради «социальной передышки».
«Для родителей, у которых есть еще дети или имеются семейные трудности, есть возможность положить ребенка в стационар и заниматься решением проблем. То есть положить не из-за того, что ребенку плохо в данный момент и необходимо лечение, а именно для передышки», – рассказывает Виктория Кешишян.
Срок нахождения детей в больнице не ограничен, дата выписки всегда индивидуальна. В больнице могут находиться не только дети, но и их родители – все по желанию. Находясь в отделении, родители могут получить психологическую помощь, а также обучиться правильному уходу за ребенком.
В день нашего посещения в отделении находились 19 детей. Самому маленькому пациенту – два месяца, а старшему скоро исполнится 18. По словам врачей, скоро его «передадут во взрослую паллиативную службу».
«У нас хороший процент выписки детей. Мы их поддерживаем дома, для этого есть на базе областной детской больницы резервный фонд для приобретения оборудования, медицинских изделий. Чтобы дети, ожидающие закупку приборов, были обеспечены на это время из резерва. Это ускоряет их процесс выписки», – делится Виктория Кешишян.
Врачи ведут статистику, у них имеется реестр паллиативных детей в области.
«Мы знаем, кто куда выехал и где лежит. Даже если ребенок поступает в какой-то из других стационаров, мы получаем эту информацию», – рассказывает заведующая отделением.
В отделение также попадают дети из интерната. По словам Виктории Кешишян, в Азовском доме-интернате есть койки – официальные, для паллиативных детей, в количестве 65 штук. Все дети наблюдаются там, но периодически по той или иной причине попадают в ростовское отделение.
Здесь нет случайных людей – о персонале
Дефицит кадров в медицине прошел мимо паллиативного отделения. Несмотря на сложность в работе, специалисты приходят сюда и остаются надолго.
«Это своеобразное отделение, но здесь нет случайных людей. Это отделение для людей, которые пришли сюда осознанно. Многие здесь работают со дня его основания. Здесь должно быть понимание, что это работа и что этим детям кто-то должен помочь и обеспечить им должный уровень качества их жизни, чтобы им было комфортно не только здесь, но и дома», – делится Виктория Кешишян.
На сегодняшний день в отделении открыта лишь одна вакансия – клинический психолог, но его отсутствие врачи не особо замечают. Многие его функции закрывает штатный психотерапевт. К ней за помощью обращаются как родители, так и сам медицинский персонал.
«Я чаще обращаюсь к психотерапевту, потому что беспокоюсь за состояние своих коллег. Укомплектовать данное отделение в начале нашего пути было очень тяжело. Мы стараемся не только обеспечить сестринский уход, но и дать заботу, ласку, внимание. Дети часто узнают медсестер по голосу, ребенок, будучи слепым, чувствует, кто к нему заходит», – рассказывает старшая медицинская сестра Марина Лисовая.
Нередко сотрудники сталкиваются с профессиональным выгоранием. В такие моменты важно поддержать специалиста и помочь ему.
«Когда открывалось отделение, никто не знал, как это будет работать. Главное было – начать. На данный момент мы укомплектованы полностью, медсестрами здесь работают девочки с опытом свыше 15 лет. В основном здесь работают бывшие сотрудники реанимаций, педиатрических отделений», – добавляет Марина Лисовая.
К сожалению, молодежь не всегда готова задержаться в отделении. Студенты медвузов часто пугаются пациентов.
«Мы объясняем, что наши пациенты – колоссальный опыт в их жизни. То есть после работы у нас им дальше будет намного проще. Та же педиатрия, реанимация, т. е. у нас много функций, которые студент может освоить. Некоторые поддаются уговорам, но ненадолго. У многих начинается страх, возникает боязнь и стресс оттого, что ребенок умер, а мы ничего не сделали. А мы очень много сделали!» – делится старшая медсестра.
Она добавила, что будущим медикам тяжело пропускать все через себя. При этом часть из них все-таки задерживается. Так, например, два реаниматолога попали на работу в отделение, еще будучи студентами-целевиками, сейчас они продолжают трудиться, отрабатывая контракт.
Смерть пациентов и зарплата медиков
Для работников паллиативного отделения деньги находятся далеко не на первом месте.
«Конечно, зарплата – это немаловажный аспект, мы все прекрасно понимаем. При этом нужно сказать, что люди, которые работают в медицине, не просто так сюда пришли. То есть человек, если он любит свою работу, будет работать», – рассказывает медсестра Елена Петухова.
Медицинские сестры выполняют важную роль в отделении, ведь в большей степени дети, находящиеся здесь, нуждаются в уходе.
«Их жизнь зависит от качества ухода. Почему страдают дети дома? Не потому, что мама не хочет ухаживать, она просто не знает, как это делать правильно. Здесь большую часть вкладывают в этого ребенка, в продолжительность его жизни, в качество и комфорт – именно медсестры, которые находятся с больными круглосуточно, не отходя от них. Да, от доктора зависит правильно назначенное лечение, но основа заключается в уходе, внимании, заботе – это именно работа команды медсестер», – рассказывает заведующая отделением.
Сложным этапом в работе медицинского персонала является смерть пациента. Особенно тяжело это переживают медсестры, которые ухаживали за ним.
«За пять лет работы я потеряла большое количество пациентов. Первого пациента я запомнила навсегда. Он был очень маленький, у него были несовместимые с жизнью пороки, и поэтому короткий был срок жизни. Его к нам привели, и буквально на третьи сутки он ушел от нас», – делится Елена Петухова.
Медсестры очень много взаимодействуют с детьми. Они их купают, меняют белье, кормят и даже стригут ногти. В процессе всех этих занятий они общаются с ребенком. Пациенты узнают «своих» медсестер по голосу. Некоторые даже называют их мамами.
«Есть очень много пациентов, к которым мы на самом деле привязываемся. За которых мы очень переживаем, потому что они у нас, бывает, по полгода и по году лежат. Мы действительно относимся к ним как к родным. Для преодоления сложностей в работе имеется психологическая комната разгрузки», – рассказывает Елена Петухова.
По словам заведующей, все дети разные: крайне тяжелые, у которых уровень сознания и степень поражения ЦНС не позволяет им говорить, видеть, слышать, а есть те, которые стали паллиативными в виду какой-то ситуации, то есть они не родились такими, а заболевание привело к присвоению этого статуса. Важно найти правильный подход к каждому ребенку и к его родителям.
«Мамы чувствуют, что они не брошены»: о работе выездной службы
При отделении также имеется выездная патронажная служба. В основном бригада состоит из двух человек – водитель и врач. По необходимости на место может выехать медсестра для забора анализа и иных манипуляций. В сложных случаях выезжает и заведующая отделением Виктория Кешишян. Территория, которую охватывает выездная служба, широка. Она включает в себя Егорлыкский район, Донецк (РО), Красный Сулин, Новошахтинск, Родионово-Несветайский район, Октябрьский район, Новочеркасск, Аксай и Аксайский район, Таганрог, Матвеево-Курганский район, Неклиновский район, Мясниковский район.
«Основное во время выезда – психологическая поддержка, чтобы мамы чувствовали, что они не забыты государством, медициной, окружающими людьми. Я звоню, предупреждаю, что приеду завтра или через три дня, договариваюсь о встрече. Приехав, смотрю на ребенка, общаюсь с мамой, корректирую лечение ребенка, что-то подсказываю. Некоторые дети находятся дома, имея трахеостомы и гастростомы – специальные приспособления, в частности для дыхания. Нужно четко контролировать, чтобы мама соблюдала режимы асептики и антисептики», – рассказывает врач-педиатр Ярослав Пономаренко.
Врач, находясь дома у больного, считает количество флакончиков с дезраствором, используемым для промывания тех или иных зондов. Он это делает не с целью «контрольной миссии», а чтобы подсказать, как будет правильнее.
Также врач на выезде корректирует питание ребенка, смотрит, прибавил ли он в весе.
«Мамы чувствуют, что они не брошены», – добавляет Ярослав Пономаренко.
Некоторые дети, проживающие на территории области, находятся дома на ИВЛ. К ним по необходимости выезжает на место реаниматолог, меняет параметры аппарата и др. Также выездные бригады имеются в Шахтах, Волгодонске и Сальске – по одной в каждом городе.
Герои без белых халатов
Мамы детей с особенностями – настоящие героини. У них учатся даже сами врачи. Мамы рассказывают медперсоналу, как кормят малышей, высаживают, занимаются ими дома.
«Мы на них смотрим и потом применяем здесь. Потому что мама находится с ребенком в непрерывном контакте», – рассказывает Виктория Кешишян.
В отделении мамы имеют возможность обрести новые знакомства. Здесь может зародиться настоящая дружба, например, так случилось с Валентиной Корякиной и Галиной Калашниковой. Мамы познакомились осенью, когда лежали в больнице с дочерьми, их палаты находились по соседству. Они начали общаться, и зародилась дружба семьями.
У дочери Галины Калашниковой опухоль, которую диагностировали в 2,5 года. Малышка питается через гастростому.
«Из-за того что несостоятелен глотательный рефлекс, она не все глотала куда надо, и часть пищи попадала в легкие, из-за этого возникала пневмония. Сейчас девочка в ротик не получает еду, а получает напрямую, и это перестало случаться», – поясняет заведующая отделением.
Мама уделяет огромное внимание реабилитации ребенка. Она возит дочку на ЛФК, логопедический массаж и др. Все это направлено на вертикализацию ребенка и сохранение глотательных и жевательных рефлексов, потому что малышка в рот ничего, кроме воды, не получает.
У дочери Валентины Корякиной неуточненная миопатия – мышечная слабость. Девочке восемь лет, она яркий и активный ребенок. Может иногда драться и угрожать, когда ей что-то не нравится. Требует внимания родителей и медперсонала, очень эмоциональна.
К сожалению, не все мамы тяжелобольных детей знают о существовании паллиативного отделения. Многие из них обивают пороги поликлиник, платных клиник с целью найти помощь.
«До того как мы сюда попали, ребенок три месяца болел. Я все это время с ней ходила по врачам, ей назначали антибиотики, делали рентген. Мы все время делали ингаляции, каждую неделю сдавали анализы – нам ничего не помогало. Я понимала, что есть воспалительный процесс, а никто не может ребенка вылечить, и, когда мы попали сюда, мне было сложно решиться на операцию. Ребенок был в тяжелом состоянии, я не знала, перенесет она это или нет, но я понимала, что это вопрос жизни и смерти. Теперь, после операции, я понимаю, что мне за ней будет ухаживать легче. Я успокоилась, понимаю, что в хороших руках нахожусь», – делится мама Надежда.
У ее дочери Стеши ДЦП. Малышка родилась недоношенной и несколько месяцев провела в больнице. Ей проводили исследования, и примерно в 1,5–2 месяца ее жизни матери сказали, что есть трудности и диагноз, который приведет к инвалидности.
В первый год жизни Стеши Надежда буквально жила в больницах. Врачи с ужасом смотрели на тяжелого ребенка, и на вторы-третьи сутки малышку отправляли в реанимацию. Находиться в такой больнице сложно было как ребенку, так и матери.
«На нас смотрели косо. Даже мамы с детьми смотрели на меня и ребенка плохими глазами, мол, «нарожали уродов», будто мы виноваты в чем-то. Сейчас впервые за шесть лет ребенка я попала сюда и понимаю, что, когда моя дочь заболеет, я знаю, куда обратиться, и я здесь тоже чувствую себя хорошо. Врачи знают, что делать с ребенком и как ее лечить. Я получаю меньше стресса», – рассказывает Надежда.
Сейчас девочке шесть лет. Она не может говорить, сидеть, ползать. Мать Стеша узнает лишь по голосу, иногда улыбается в ответ. Врачи установили маленькой пациентке гастростому и трахеостому, чтобы она могла спокойно дышать и питаться.
«В нашем отделении находятся дети с крайне тяжелой степенью заболевания, то есть когда у них отсутствуют определенные навыки. Это не те дети, которых вы можете встретить в игровой комнате обычного отделения либо в каком-то игровом уголке, это не те малыши, которые будут бегать по коридору, меняться игрушками, спрашивать, что это. Это дети, прикованные к постели, их нужно принудительно вертикализировать, чтобы у них не было застойных явлений, пролежней. Вы не представляете, сколько усилий необходимо приложить маме для того, чтобы поднять, правильно перевернуть, обработать каждую складку, каждый сантиметр кожи, чтобы она была чистой, увлаженной и не было никаких инфекций», – рассказывает врач-педиатр Анна Яншина.
В самой больнице также есть небольшой духовный уголок. Располагается он в гардеробной. Там в углу собраны иконы со святыми. Все это смастерили сами сотрудники.
«Врач – это посредник между жизнью и смертью. К Богу опозданий не бывает, но врач старается спасти. Больница – надежда», – делится гардеробщица Наталья.
По ее словам, в каждый четверг в больницу приходит батюшка на 15 минут. Обратиться к нему могут родители пациентов всех отделений больницы.
«В конце пути, как правило, мы со всеми ними встречаемся здесь»
Назвать средний возраст, до которого доживает ребенок с паллиативным статусом, тяжело, ведь это зависит от заболевания.
«Больные онкологические приобретают паллиативный статус, находясь в терминальной стадии. Когда понятно, что медицина бессильна и это бессилие в течение года заканчивается печально», – рассказывает Ярослав Пономаренко.
«В конце пути, как правило, мы со всеми ними встречаемся здесь. У каждого длина этого пути разная, поэтому кто-то на терапии обезболивания находится дома, если же ребенок требует инфузионной терапии, гемотрансфузии, мониторинга, его кладут в больницу», – рассказывает Виктория Кешишян.
Немаловажным поводом для отправки пациента на стационарное лечение является состояние мамы. Она может бояться находиться с ним одна в последние дни жизни. В таких случаях врачи не отказывают принять семью в отделении.
«А что делать? Тут мы все, а там она одна с ним», – добавляет заведующая.
При этом специалисты отмечают, что последнее слово за родителем. Насильно ребенка никто в отделение не положит и в госпитализации тоже не откажет. Есть родители, которые хотят, чтобы ребенок до конца оставался дома, в родных стенах.
«Очень много детей дома, детей, которые не коммуницируют, не двигаются, их мама кормит, холит, лелеет, не получая в ответ эмоциональной отдачи. Это в целом еще больший подвиг, чем когда ребенок инвалид, но при этом он улыбается тебе, капризничает, ведет себя как ребенок», – рассказывает Ярослав Пономаренко.
Врач поясняет, что в этом случае речь в основном о детях с органическими поражениями нервной системы, а именно с очень грубыми изменениями или отсутствием части головного мозга.
Медики отмечают, что есть дети, которые доживают до 18 лет и переходят во взрослую паллиативную службу. Как правило, их заболевания тоже связаны с органическим поражением ЦНС.
У ребенка, получившего паллиативный статус сразу после рождения, жизнь, скорее всего, короче.
«Если ребенок признан паллиативным в возрасте нескольких месяцев, значит, у него уже заболевание будет ярко прогрессировать, и, следовательно, жизненный интервал у малыша, скорее всего, будет короче, чем у детей, которые приходят в 8–9 лет», – поясняет Виктория Кешишян.
Вопреки стереотипам, большинство новорожденных, наблюдающихся у ростовских врачей, имеют родителей. Дети-отказники с паллиативным статусом – это чаще всего подростки. В разговоре медики стараются не критиковать родителей, оставивших своих детей, понимая, что уход за ними под силу не каждому.
«Есть те, которые остались без родителей, потому что они оказались им не нужны. Не каждая семья готова жить рядом с таким ребенком. Это очень тяжело, и семьи, которые продолжают жить вместе и ухаживать за ребенком, – сплоченные», – делится Анна Яншина.
Родителей, которые готовы оставаться рядом с ребенком до конца его жизни, необходимо награждать госнаградой, считает врач.
Вероятность дожить до 18 лет и перейти во взрослую паллиативную службу высока у детей, попавших в отделение в возрасте 8–9 лет. Также есть дети, с которых снимают паллиативный статус.
«Это не значит, что ребенок не инвалид. Скорее всего, инвалидность сохранится, но он уже не будет паллиативным. В прошлом году нас радовал Сальск, в котором со многих детей сняли паллиативный статус», – рассказывает заведующая отделением.
Врач пояснила, что чаще всего хорошо поддаются реабилитации дети после ДТП, со спинальными травмами, то есть дети, которые при жизни получили какую-то травму, не онкологическую, не органические поражения. У таких ребят присутствует реабилитационный потенциал, хоть и низкий.
Снятие паллиативного статуса говорит о том, что состояние больного стабилизировалось, появилась положительная динамика, восстановился глотательный и кашлевой рефлекс и прочие.
За пять лет существования паллиативного отделения удалось снять статус с восьмерых детей. Каждая мама надеется и верит, что состояние ее ребенка улучшится или, по крайней мере, не ухудшится.
«Есть ситуации, когда не становится хуже, это круто, это замечательно», — считают врачи отделения.
Все фото в материале: Никита Юдин / don24.ru / АО «Дон-медиа»
