Мир модерна против постмодерна, или Кто пытается убить русскую душу
Ростов-на-Дону, 29 июля 2019. DON24.RU. Начало 2010-х годов, пока еще единая Украина. Страны НАТО по сговору с киевским правительством развязывают агрессию против Крыма и Донбасса для насильственного переформатирования русскоязычных регионов в нужном Западу ключе. Однако находятся те, кто не желает мириться с предательством Киева и готов дать бой непрошенным гостям… Так начинается увидевшая свет около десяти лет назад книга донецкого писателя-фантаста Федора Березина «Война 2010: украинский фронт».
Ни Русская весна, ни последовавшая за ней нынешняя война в Донбассе не были предсказаны экспертным сообществом ни в России, ни в других странах мира. Автору этих строк, достаточно много общавшемуся с политическими аналитиками в преддверии 2014 года, ни разу не попадались такие прогнозы, по крайней мере в открытых источниках. А судя по тому, что доводилось тогда слышать от маститых политологов самого разного толка, сильно сомневаюсь, что таковые прогнозы имеются и среди работ с соответствующим грифом секретности, предназначенных не для простых смертных. Зато в конце «благополучных нулевых» из-под пера донецких и луганских писателей вышло сразу несколько резонансных антиутопий, предвосхищавших нынешние события. Первой из них была «Эпоха мертворожденных» луганчанина Глеба Боброва, потом эстафету подхватили сразу несколько авторов в соседнем Донецке: помимо уже упомянутой книги Федора Березина были опубликованы «Сломанный трезубец. Поле битвы – Украина» Георгия Савицкого и «Украинский гамбит» Михаила Белозерова. Появление каждой из них на полках книжных магазинов сопровождалось необычайно бурной дискуссией в украинской прессе, а некоторые из них были причислены Киевом к разряду вредоносных изданий и оказались под запретом.
Сегодня мы беседуем с автором книги «Война 2010: украинский фронт» Федором Березиным. В 2014 году ему как кадровому офицеру пришлось в рядах ополчения участвовать в защите Донбасса от бандеровской агрессии. Ныне он является депутатом Народного совета ДНР и возглавляет Союз писателей, сражающийся за свободу республики. Перед интервью мы условились как можно меньше обсуждать войну и политику – тематику, которая за пять лет успела нам обоим надоесть хуже горькой редьки, – и поговорить с читателями о возможности предвидеть грядущее и о земных проблемах литературного процесса.
– Федор Дмитриевич, как родилась «Война 2010: украинский фронт»?
– Мне вспоминаются слова Джона Уиндема, автора повести «День триффидов». Он сказал следующее: «Меньше пишите о судьбе аборигенов Урана, больше пишите о том, что может случиться с нами самими...» В данном случае мне хотелось написать о том, что могло случиться с нами: уже после первого – «оранжевого» – майдана, случившегося осенью 2004 года, мысли о грядущей войне витали в воздухе. Я не собирался делать какие-либо прогнозы, мои цели были несколько иными. Например, многие вокруг брюзжат: дескать плохо живем, куда уже хуже? Мне же хотелось показать что может быть в несколько раз хуже. Кроме того, если ты слабый, а у тебя что-то есть, найдутся те, кто пожелает отнять имеющееся. СССР был большой, сильный, поэтому его боялись трогать и с ним считались. А вот когда он распался на нынешние маленькие осколки, которые умудрились еще и перессориться между собой, теперь этих слабых Запад душит поодиночке.
Еще мне, как офицеру противовоздушной обороны, хотелось сохранить для читателя атмосферу работы на уже снятых с вооружения моделях военной техники и передать те ощущения. Поэтому книга стала своего рода плацдармом для демонстрации армии уходящей эпохи. Дело в том, что каждое поколение в цивилизационном плане формируется окружающей техникой, которая создана на тот момент. Например, во времена парусников был один тип человека, нынешний тип – совсем другой. Мы давно утратили технологии создания деревянного парусного флота, да и управляться с парусами сейчас умеют разве что специально тренированные спортсмены. А ведь когда-то это были массовые виды работ! И моряки тогда годами находились в море без какой либо связи с землей!
– Какой оказалась реакция на книгу?
– На Украине нападки начались сразу же после выхода ее в свет, книгу запретили к продаже, полемика очень скоро вышла на телеэкран. Известный политолог Владимир Корнилов, приглашенный в студию на одно из таких ток-шоу, рассказывал мне, что присутствовавшие там участники организованной необандеровцами травли «Войны-2010…» действовали по принципу: «Не читал, но осуждаю!».
– Вы были не единственным среди писателей, кто предсказывал нынешнюю войну. Почему же этого не смогли сделать профессиональные политологи?
– Мой луганский коллега Глеб Бобров, ныне возглавляющий Союз писателей ЛНР, сделал очень сильную футурологическую вещь о войне, и его «Эпоха мертворожденных» – это единственный раз, когда он выступил как фантаст: вообще-то, он пишет жесткую военную прозу. Еще несколько донецких писателей примерно в те же годы написали книги похожего формата. Вы спросите: «Почему именно в Донбассе, а не где-либо еще были созданы такие книги?» Я уже говорил, что предчувствие войны было у многих. А насчет того, почему литераторы, а не политологи, так, на мой взгляд, это связано с тем, что писатель работает несколько в другом мире – в мире идей и эмоций, а исследователь – в мире логики. Художественная книга поэтому и запоминается, что воображение создает картину, которая берет за сердце. Однако, справедливости ради, скажу, что у писателя, идущего по широкому полю, больше возможностей ошибиться, чем у узкого специалиста, идущего по тонкому мосту.
– А на той стороне баррикад книги подобного плана выходили?
— Приходилось еще лет десять назад слышать про появление из-под пера отдельных украинских писателей книг о грядущей войне с Россией. Однако отсутствие какого-либо читательского резонанса говорит об уровне этих произведений весьма многое. А в последние годы, уже после начала нынешних событий, у них выпускаются триллеры о том, как Украина создала атомное оружие и выигрывает войны у Кремля! Причем авторы подобных опусов подогреваются всевозможными премиями. Я не беру оголтелую русофобку Ларису Ницой с ее нашумевшей чрезвычайно тенденциозной и политически ангажированной сказкой «Непокорные муравьи»: даже Павел Кущ, который до войны возглавлял Донецкое отделение Национального союза писателей Украины, и тот издал детскую книжку о том, как прилетевший на Землю инопланетянин вместе с разумными кошками воевал против русских оккупантов в Донбассе.
– И насколько серьезные перспективы у такой «фантастики»?
– Фантаст не может быть националистом. Государства с агрессивной националистической идеологией, как тот же Третий рейх, не внесли сколько-нибудь заметного вклада в фантастику. А в СССР своя оригинальная фантастика имелась, причем сильная и совершенно не похожая ни на кого в мире. Вспомним книги тех же братьев Стругацких, Ивана Ефремова, Александра Беляева, Александра Казанцева и киношедевры Павла Клушанцева. Их идеи никогда бы не зародились на Западе.
– Теперь хотелось бы поговорить о земных проблемах литературного процесса, который по сути является неотъемлемой частью глобального информационного противоборства…
– Самая главная проблема современной литературы на постсоветском пространстве, на мой взгляд, кроется не в изящной словесности, а в прозаической экономике. Это, прежде всего, вопрос достойной оплаты писательского труда. Многие скажут что деньги – это нечто второстепенное, но так рассуждает тот, кто никогда ничего не писал и кого никогда не публиковали. Любой востребованный труд должен оплачиваться. Если художественная книга покупается, люди за нее выкладывают свои деньги, и это же не учебник, который надо купить обязательно, так почему только издатель должен получать прибыль, а автор, который приложил огромный труд, – нет?
Когда я вышел на литературную арену в 2001 году, то ситуация тогда была несколько иная, чем сегодня. Тираж моей первой книги составил 10 000 экземпляров. В 2000-х годах автору с талантом и достаточно высокой работоспособностью, чтобы писать обдуманные вещи, еще можно было пусть весьма скромно, но существовать на получаемые им гонорары. Коллеги постарше говорят, что в 1990-е годы ситуация была еще лучше, но я этого не застал. Даже не буду сравнивать с советскими временами: советские тиражи художественных книг – от 65 тысяч и до 1,5 млн, а автор, которого начали издавать, мог безбедно жить литературным заработком. И это без учета всевозможных «плюшек», полагавшихся тогда писателям: настолько льготные были условия, что никто в мире с этим не сравнится.
В настоящее время тиражи новых книг – в районе 1500 экземпляров, 3000 – это вообще можно рукоплескать. Мы не берем первую десятку фантастов, все они достаточно давно вышли на арену, вроде Сергея Лукьяненко или ушедших в более прибыльную киносценаристику супругов Сергея и Марины Дяченко, но даже у них тиражи сейчас не превышают 20 тыс. экземпляров, и это при том что раньше они могли быть в пять раз большими. Переизданий книг нет, кроме классиков и пары десятков современных авторов, которые на слуху. Далее – зачем покупать если есть интернет, в котором вы можете бесплатно либо за какие-то копейки приобрести книгу? Но даже в этом случае автору все равно практически ничего не достанется. То есть вы пишете книгу, ее издают тиражом в полторы тысячи экземпляров, вам выплачивают от 15 до 30 тысяч российских рублей на руки. А саму книгу вы писали минимум три месяца, а то и полгода: разделите полученную сумму на время работы над книгой – и вы поймете, что существовать на такой гонорар просто невозможно. И за скачанную с электронных ресурсов книгу вы с огромной долей вероятности тоже никогда ничего не получите. Увы, но это реальность нашего времени.
Лично мне известны люди, которые пишут до дюжины толстых романов по триста страниц каждый ежегодно. Причем без «литературных негров», сами это делают. Но так можно писать только бесконечные продолжения приключений какого-либо героя: без обдумывания новые идеи в таком режиме точно не родятся. Да и такой темп автор может держать несколько лет, если здоровье позволит: это каторжный труд – писать с утра до ночи без выходных и праздников. А автор еще должен читать, причем очень много! Он должен других познавать в этом мире. Фантаст должен и научно-популярную литературу штудировать, и классику перечитывать, и знать, о чем пишут коллеги чтобы не отстать от общего тренда. А те, кто пишет книгу за месяц, они даже не успевают вычитать написанное ими, это за них делают другие. По своему опыту скажу, что только авторская коррекция текста уже готовой книги занимает до пары недель, а на работу над книгой уходило от полутора до десяти месяцев, хотя некоторые из них вызревали годами.
– Почему так случилось?
– У меня на это счет есть своя гипотеза, и возможно, она кому-то покажется надуманной и конспирологической. Она такова: внешним силам, чтобы убить русский народ, нужно убить его душу. А что такое душа народа? Это книги. И это должны быть не только всемирно признанные произведения XIX века, но и те книги, которые отвечают сегодняшнему моменту. В частности, фантастика: сейчас, наверное, половина русскоязычных прозаиков – фантасты. Одна из причин этого – урбанизация: деревенская проза вряд ли может сохранять ведущие позиции, когда референтная группа читателей уже давно находится в городе. Так вот этот литературный процесс надо убить. А как можно убить? Очень просто – заставить автора заниматься тем, за что платят, а книгу делать между делом, как хобби, за которое можно получить разве что поощрительный приз. В результате мы получаем уход авторов из литературы, что по сути является самой смертью литературы. Люди будут уходить в ту же киносценаристику, где платят на порядок больше при куда более легкой работе, либо просто писатели переквалифицируются в читателей. И этот процесс идет весьма активно.
– А на Западе?
– На Западе англоязычная аудитория очень большая. Наших авторов там практически не переводят, а если и переводят, то в исключительных случаях, и вышедшее в свет очень быстро растворяется в огромной массе новинок. Если вы зайдете на платные сайты англоязычной литературы, то увидите сотни тысяч наименований, и не только фантастики, поэтому раствориться начинающему писателю там легко. Мы не говорим про авторов первой величины, вроде создателя «Игры престолов», но если там автор регулярно издается, то это уже совсем другие тиражи, чем у нас, это десятки тысяч экземпляров, и это уже совсем другая плата. Вообще, над книгой надо работать несколько лет, и когда за публикации человек получает нормальные деньги, то серьезные англоязычные авторы могут себе позволить работу пусть не над шедевром, но над вполне добротной вещью с новыми идеями, требующей сложной обдумки. Вот в том числе и из-за этого нам крайне сложно конкурировать с Западом. Кроме того, в русской фантастике практически не существует литературной критики, а выходящие в свет обзоры больше похожи на рекламу. И это при том, что в СССР можно было прочесть все опубликованные за год фантастические произведения на русском языке, а сейчас глаза разбегаются, когда приходишь в книжный магазин: новый автор в этом море просто утонет.
– И в завершение беседы коснемся одной философской темы. Сейчас все большую популярность как жанры набирают постапокалиптика и фэнтези. С чем это может быть связано?
– В чем сущность постапокалиптики? В мире состоялся какой-то катаклизм, неважно, какой, цивилизация рухнула, остатки человечества сражаются палками и камнями за последнюю канистру бензина. Это нечто похожее на фэнтези: мир упрощается до уровня Средних веков, а то и первобытного общества, в этом упрощенном мире легко строить простые сюжеты. Упрощение мира мне не нравится: когда пишешь о технологически сложном мире, то нужно, чтобы одновременно десятки факторов висели в голове, надо обладать естественнонаучными познаниями, чтобы привязать происходящее на страницах к физическим законам. Один мой ныне покойный читатель, конструктор космической техники, говорил, что описываемые мной в «Черном корабле» аппараты построить можно и это реально достижимо.
Я отношу себя к модернистам: модерн был порожден научно-технической эпохой. Первый его постулат: мир познаваем, наш маленький мозг способен рано или поздно переработать эту бескрайнюю Вселенную. Поскольку мир познаваем, познаваемо и общество, следовательно, им можно управлять в лучшем виде, регулировать, строить нормальным и социально ответственным. Каждый человек воспитуем: из него можно вырастить Человека с большой буквы. Классическим примером модерна был СССР.
А что нам предлагает нынешняя идеология постмодерна? Вселенная такая сложная, а мы настолько маленькие и щупленькие, что для нас она не познаваема. Познание бесконечности требует бесконечного времени, а посему все труды в этом направлении не имеют смысла. Общество тоже не познаваемо, регулировать его нельзя, да и не нужно. Человек все равно не воспитуем, им движут инстинкты, мы все сволочи и эгоисты, и даже через миллионы лет все будут только и делать, что друг с другом драться, как в «Звездных войнах». Следовательно, социально ответственное общество строить бессмысленно, зато можно выкачивать последние соки из других и можно насаждать потребительство. По сути дела, это оправдание пути в никуда.
Поэтому я верю, что созидательный модерн обязательно возьмет верх над разрушительным постмодерном: в этом залог нашего выживания. Более того, верю, что мы не просто победим – мы еще и модернизируем Вселенную в нужном человеку ключе!
Без Бати: год назад был убит первый глава ДНР
Ростов-на-Дону, 3 сентября 2019. DON24.RU. Взрыв, прогремевший в последний день прошлогоднего лета на входе в культовое кафе «Сепар», что на бульваре Пушкина в самом центре столицы ДНР, разделил историю Донбасса на «до» и «после». Александр Захарченко в тот момент шел на интервью с журналистом одного из местных телеканалов. Эти несколько шагов стали для него дорогой в вечность…
Гибель яркого и харизматического лидера – не только большая трагедия: прежде всего она порождает множество вопросов. Например, почему не уберегли? Или почему не отплатили врагу? И наконец, как могли бы развиваться процессы в государстве, останься погибший в живых? На них мы попытаемся дать ответ вместе с нашим специальным корреспондентом в ДНР.
Смерти смотревший в лицо…
Безусловно, самый первый вопрос, которым до сих пор задаются многие, звучит очень просто: «Как такое могло случиться?» Ведь Александр Захарченко по уровню авторитета в массах – представитель самой высшей категории политиков, из когорты тех, о ком говорят «отец нации» или «отец Отечества». Об этом свидетельствовал и неформальный титул, данный ему народом, – Батя. Можно смело утверждать, что на всем постукраинском пространстве не было политика, пользовавшегося если не всеобщей любовью, то уж точно – всеобщим уважением и признанием.
Сложно уберечь человека, который не желает прятаться за чужими спинами. Именно к числу таких людей и относился Александр Захарченко. Не могу похвастаться личным знакомством с этим человеком, однако неоднократно видел его на мероприятиях для прессы. Помню, как на одном из них он явился на костылях после ранения под Дебальцево: отваги ему действительно было не занимать. Поэтому трагический финал для такого человека можно считать если не фатально предопределенным, то весьма прогнозируемым.
Тем более что в результате покушений погибли многие яркие лидеры начального периода борьбы Донбасса за свободу. Достаточно вспомнить Михаила Толстых – бесстрашного Гиви и легендарного Моторолу – Арсена Павлова, колоритных Алексея Мозгового и Павла Дремова, а также многих других. Александр Захарченко, безусловно, понимал, что ему тоже грозит подобная участь, но он понимал и другое: «Если не я, то кто?» Такая позиция несовместима с боязнью за самого себя.
«Не разрушить державы…»
Однажды поэт сказал про убийц русского императора Александра II: «Не разрушить державы неожиданным взрывом…» Точно такой же оценки заслуживают и убийцы Александра Захарченко: устроенная украинскими спецслужбами акция оказалась совершенно бесполезной и бессмысленной с точки зрения уничтожения управленческой структуры сражающегося Донбасса, хотя и явилась необычайно болезненным ударом в моральном отношении.
Фото автора
Убийство командира могло повлиять на исход сражения весной 2014 года: бандеровцам вполне достаточно было в первые дни обороны Славянска уничтожить того же Стрелкова, на которого тогда были завязаны все рычаги управления гарнизоном, и понятно, в чью пользу резко переломилась бы ситуация. Но уже в начале лета того же года с выстраиванием республиками Донбасса собственных командной и управленческой вертикалей гибель одного, пусть даже очень харизматичного, руководителя уже никак не могла расстроить дела. Тем более, что на войне возможность смерти командира изначально закладывается в оперативные планы.
Вот поэтому в республиках Донбасса не практикуется индивидуальный террор против одиозных личностей с другой стороны баррикад. Ибо эффективность этого метода, как уже говорилось, равна даже не нулю, а отрицательной величине. Зато затраты на осуществление такой акции весьма велики: те же украинские спецслужбы для убийства Захарченко заложили в Донецке несколько дистанционно управляемых фугасов, из которых не удалось обезвредить только один – тот самый, сработавший 31 августа 2018 года. Сами по себе операции по закладке тоже были непростыми: минерам пришлось под видом технического персонала получить доступ к инженерным коммуникациям.
Не стоит забывать и того, что убийство лидера, как правило, не разобщает, а наоборот, консолидирует его сторонников: мученическая смерть – самое сильное доказательство правоты дела, которому служишь. За время нынешней войны в Донбассе сложилась традиция провожать в последний путь своих героев овацией. Такой овации удостоился и Александр Захарченко.
Терроризм как образ мышления
Почему же Украина не отказывается от столь пагубной практики «точечного террора», даже при всей ее неэффективности? Да потому, что террористическая идеология – это один из краеугольных камней современной Украины. Общественное сознание страны достаточно долго готовили к восприятию идей террора: одно время большой популярностью пользовался сайт «Українська терористична думка» (Украинская террористическая мысль – прим.), ныне, к счастью, недействующий. Его редактором был скандально известный автор скабрезных пьес Лесь Подервянский, открытым текстом заявлявший, что «терроризм – это образ мышления».
Большинство из нас считает, что основная цель террористов – запугивание людей с целью дестабилизации обстановки. Мнение верное, хотя если посмотреть глубже, то терроризм представляет собой навязывание обществу системы морали и права, параллельной уже имеющейся, однако крайне жестокой и беспощадной, оправдываемой апеллированием к неким абстрактным наивысшим ценностям.
Соответственно, террористический акт его организаторами и исполнителями рассматривается не просто как параллельное правосудие, а как воплощение решения некой инстанции, наделенной чрезвычайными полномочиями казнить и миловать. При этом «правосудию» террористов подсудны все без исключения: действие «воровского закона» распространяется исключительно на узкую касту уголовников, а здесь уже одно только нежелание признавать справедливость террористического учения и действий его поборников уже само по себе является тяжким преступлением. И те масштабные зверства, которые уже шестой год Киев чинит против Донбасса, – наглядный тому пример.
Нерожденная Малороссия
Гибель Александра Захарченко стала точкой невозврата в очень многих политических процессах. Прежде всего был убит человек, чья подпись стоит под Минскими соглашениями: этим Украина лишний раз подчеркнула свое неуважение к ним и нежелание выполнять взятые на себя обязательства по урегулированию ситуации.
Фото dnr-online.ru
Его смерть поставила крест на масштабном всеукраинском антифашистском проекте. До конца лета 2018 года вполне допускалось что Донбасс сможет взять на себя роль локомотива переформатирования Украины в антифашистском ключе и даже возглавить переучреждение украинского государства. Для этого 18 июля 2017 года в Донецке при участии Захарченко был принят Акт провозглашения Малороссии, которая должна была стать более масштабным, чем Новороссия, интеграционным начинанием на постукраинском пространстве. Однако идею Новороссии с восторгом восприняли миллионы человек, она владеет людскими умами и душами даже после того, как проект был официально заморожен, а многие из тех, кто олицетворял его, успели дискредитировать и себя, и свои движения. Концепция Новороссии была рождена коллективным сознанием народа и его чаяниями воссоединения раздробленного Русского Мира задолго до событий 2014 года. Идею же Малороссии в обществе встретили достаточно прохладно и как нечто безнадежно запоздалое: дистанцирование между Украиной и Донбассом уже тогда имело необратимый характер, поэтому об акте провозглашения забыли практически сразу.
Со смертью Александра Захарченко стала совершенно очевидной несбыточность надежд на переформатирование Украины. Погибший обладал соответствующей харизмой и пользовался уважением по обе стороны линии фронта, поэтому мог претендовать не только на роль лидера всего Донбасса, но также на статус серьезного политика всеукраинского ранга. Но ему не нашлось преемника со столь же мощной харизмой: Денис Пушилин, ставший новым главой ДНР, оказался прекрасным управленцем, однако в качестве всеукраинского политического лидера никем не воспринимался. Не воспринимался в этой роли и глава ЛНР Леонид Пасечник. Начавшиеся спустя несколько месяцев на Украине президентская и парламентская избирательные кампании показали, что вопросы урегулирования в Донбассе и налаживания отношений с Россией за пределами подконтрольных Киеву территорий шахтерского края уже мало кому интересны.